- Может, и выдала бы, но она этого не знала, я их разлучила, когда та начала понимать и разговаривать.
- Так она до сих пор не знает, что у нее есть брат?
- Нет, не знает.
- А как ты сына спрятала, что его никто не видел?
- На горе Хрю, туда никто не ходит - запрещено Солнцезарной.
- О Боги! Это же сколько ты перенесла мук ради детей и меня! - Люб бросился обнимать и целовать Ибо. - Вот такие, как ты, должны быть вождями.
- Тогда бы не было племени див.
- Было бы племя счастливых.
- Шутишь?
- Что за шутки? В такие минуты, я говорю серьезно. Какая она, наша дочь, расскажи.
- Красивая, стройная, сильная, вся в тебя.
- А откуда в ней столько коварства?
- Я занималась с сыном, а Эва приглянулась Солнцезарной. Своих детей Бог ей не дал, видно, в наказание, вот она и воспитала нашу дочь себе подобной, помешать ей в этом я не могла.
- Солнцезарная достигла своей цели, сейчас увидим результат побоища, - они смотрели на поляну, где вот-вот закончится мирное время любви и начнется гай-гуй - избиение пришельцев.
- Я не хотела рассказывать, чтобы не расстраивать, я все время мечтала тебя освободить, чтобы ты ушел сам или со мной, а теперь, когда ты знаешь о дочери, уйти стало труднее, я это понимаю.
- Да, навалилось столько всего, что разобраться сразу трудно, но без дочери я отсюда не уйду.
- Я так и знала, убьют ведь нас всех.
- Пусть мы умрем, но все вместе. Я ее выкраду, а ты мне поможешь, Если придется, на руках унесу.
- Люб, Эва большая и самостоятельная, а вот сын. . .
- Если Любибо дошел, в моем роду он не пропадет и когда-нибудь вернется сюда. Мне бы только Эву заманить или на охоте скрутить. Она охоту любит?
- Конечно, но это невозможно - меня начнут разыскивать. Я страже сказала, что она перед боем позвала тебя поговорить, посоветоваться, а после боя все раскроется. У нас времени мало - конец дня и ночь. Когда победная оргия закончится, нас начнут искать. Ты даже не успеешь ей сказать, что она твоя дочь, как тебя убьют, а если успеешь, тогда это сделает собственная дочь. Эва никогда не признает в тебе своего отца, племя див признает только матерей, за всех думает одна Солнцезарная: как думает она, так и должно думать все племя.
- Правильно! Раз ты говоришь, что она думает одна за всех, так пусть подумает о нас с тобой и о брате.
- Боюсь, она примет ужасное решение. Чувства благодарности и порядочности отсутствуют у всех див благодаря воспитанию. Иначе это были бы не дивы.
- Ибо, или мы погибнем, или дочь будет с нами. В нашем роду решают все мужчины. Как я скажу, так и будет.
- Я разве против, давно бы кто-нибудь решал за меня, а я бы отдохнула. Один Бог знает, как трудно принимать решения самой, но сейчас это бессмысленная трата времени, а затея грозит нам смертью. Если ты решился попробовать, я тебе помогу, чем смогу.
- Будешь рядом со мной - это уже помощь. У меня есть свой план, времени должно хватить: мы вернемся к своим, освободим сорок пленных и рабов. Сколько их там?
- Больше, чем пальцев на моих руках и ногах.
- Так, значит, больше двадцати, это уже сила.
- Там одни старики, молодых всего несколько человек.
- Ничего, стрелять из лука и старики смогут. Мечей бы нам добыть.
- Там рядом есть хранилище, я покажу, - и она решительно добавила: - мы не будем ждать конца побоища, может, еще успеем.
- Правильно, ударим в спину и поможем пришельцам победить.
- Тогда побежали.

Они бегом бросились назад к пленным. Было еще тихо, Ибо подвела Люба к охранницам, подтолкнула его копьем. Те безразлично посмотрели на них, одна спросила:
- Как там внизу?
- Все идет нормально, - ответила Ибо.

Когда открыли засов ворот, Люб, как барс, бросился на охранниц, те от неожиданности оторопели и не успели оказать сопротивления, к тому же Ибо действовала на его стороне. Люб быстро обезоружил охранниц, хотел их прикончить, но сдержал обещание, данное Ибо, напрасно див не убивать. Тех связали, не пролив крови.

Теперь одна мысль владела Любом и Ибо - успеть до гай-гуя ударить с тыла. Люб объяснил воинам, что им делать, те поняли сразу: этого момента они ждали двадцать лет. Люб быстро разделил всех на два отряда, один побежал к пещере, где хранились мечи, копья и стрелы. Охраны там не было, вырвали дверь, разобрали оружие: кому какое досталось. Не брали лишь пращи, так как не умели ими пользоваться. Люди из второго отряда во главе с Любом и Ибо подкрались к пещере, в которой две дивы охраняли рабов, умело и быстро скрутили охрану, отобрали оружие. Рабов Люб предупредил под угрозой смерти:
- Связанных пленниц не трогать, время не терпит, все решают минуты. Жизнь или смерть.

Впервые за многие годы рабства они дышали воздухом свободы. Отряды соединились, впереди бежали Люб и Ибо. Все знали, что идут на смерть, но лица воинов посветлели, многие даже улыбались, глядя на Люба и нагую Ибо. Рабы, забывшие, что такое женщина, глазами пожирали диву-Ибо, как богиню Любви. Никто не отставал, всем невольно хотелось быть поближе к ней, даже в такую минуту они шли в бой с решимостью умереть или победить, третьего не дано, в рабство никто не вернется.

А в это время Солнцезарная, как и ее предшественница, вела переговоры с вождем пришельцев. Оба были на загляденье красивы и стройны, похожи друг на друга, им даже трудно было говорить о деле - они невольно любовались друг другом. Вождь был великаном: крепкий, широкоплечий, одет до пояса, сильные мускулы притягивали взгляд, на мужественном лице голубые глаза по-доброму смотрели на Солнцезарную.Со всем, о чем говорил вождь, она молча соглашалась, не вступая в спор. Она, прекрасная синеглазка, еще не целованная, держалась, как богиня. Ее русые волосы были не прибраны, как у воительниц или юниц из отряда любви, а распущены и будто ковыль-трава ниспадала с плеч, прикрывая спину до пояса. Несмотря На тонкую талию, бедра были довольно крупные, а икры ног - мощные. Все тело говорило о воительнице, природной выносливости и силе. При ходьбе ее груди не раскачивались, хотя и смотрели в разные стороны. Все это гармонично соответствовало представлению о Солнцезарной, и по росту она мало уступала вождю. В ее теле чувствовалось столько силы и энергии, что скрыть их даже при желании было невозможно. При каждом шаге она, казалось, не выпускала вождя из поля зрения - если Солнцезарная сама не смотрела на него, то соски грудей неотрывно и цепко следили за ним, смотрели с тревогой и надеждой, будто вглядывались во что-то незнакомое. Вождь внимательно наблюдал за ней и старался, чтобы она шла впереди него, но это плохо получалось.

Чем дальше уходили они по тропинке, тем реже Солнцезарная смотрела в глаза вождю, отводила взгляд в сторону, будто провинившийся ребенок. Так и было - убивать она еще не научилась, хотя и была обучена многим коварным приемам.

Вдруг перед ними открылась бездна, и Эва молниеносным движением толкнула вперед вождя, но тот, ожидая этого, успел увернуться и инстинктивно схватить ее за волосы. Они сцепились в смертельной схватке над пропастью, откуда раздавался громкий рык двух голодных барсов.

Они крепко держали друг друга - он старался не упасть в яму, она пыталась столкнуть его туда, но в какой-то момент оба не удержались и свалились в яму, будто улетели в бездну, так и не узнав, что были родными братом и сестрой. Им бы жить да жить, таким молодым и красивым, но с судьбой не поспоришь и ее не переиграешь.

А в это время пятьдесят рацов, выбранных нецелованными, после любовных утех, помня наставления своего вождя, внимательно следили за поведением юниц: как только те потянулись за перьями, ражи перехватили ядоносное оружие, да так быстро, что никто из юниц не успел опомниться и оказать сопротивления. Кто бы мог подумать, что их хитрость известна пришельцам, а ражи поступят с ними так же безжалостно и вероломно. Ражи сами покололи див, оделись и присоединились к своим.

Но странное дело: сражения не было - два отряда, готовые к бою, стояли друг против друга и ждали сигнала: дивы от Солнцезарной - «Шарап» («К бою»), а пришельцы - от своего вождя, которого не было. Любибо, уходя на переговоры, вместо себя назначил Лада и приказал:
- Если я задержусь или не вернусь, то начинай бой первым, не жди, когда на тебя посыпятся камни.

Теперь Лад стоял и решал, ждать вождя или начинать бой первым. Он был исполнительным, думающим воином и понимал, что медлить больше нельзя и отдал приказ начать метание камней, которые стали падать перед строем див, как предупреждение. Те стояли удивленные и перепуганные: пришельцы применяют их оружие. Тогда Лад вышел из строя и громко крикнул:
- Дивы, если вы сдадитесь, то останетесь живы и свободны, если нет - перебьем здесь всех, в плен брать никого не будем, рабыни нам не нужны, мы пришли освободить наших отцов и братьев, которых вы держите в рабстве.

Не успел Лад договорить, как вдруг со стороны «Красного солнышка» показался отряд мужчин, вооруженный копьями и луками.

Дивами овладел суеверный страх, перешедший в ужас: как пришельцы смогли окружить их так быстро и незаметно? Лишь всмотревшись, они узнали своих рабов и сбились в кучу - дивы понимали, что от этих пощады им точно не будет.

Время шло, а дивы продолжали находиться в оцепенении, не зная, что предпринять, как выйти из безвыходного положения. Если они будут сопротивляться, их перебьют с двух сторон. Это они понимали и без Солнцезарной, которая так и не появилась. И тут от пленных отделились двое и подошли поближе к строю див. Это были Ибо и раб Люб. Ибо дивы узнали сразу, но не могли понять, почему она с ними, пленными и рабами, выступает впереди, как предводительница. Но вот Ибо заговорила:
- Вы меня знаете, я - Ибо, ваша целительница. Где Солнезарная, почему ее нет с вами?

Дивы молчали, они сами хотели знать, где она. Люб стоял чуть впереди Ибо со щитом, чтобы успеть прикрыть ее от брошенного камня или выпущенной стрелы, и внимательно следил за дивами. Он знал их хорошо, в коварстве с ними никто не мог сравниться, разве что злые духи.

Ибо лучше других поняла страшную опасность, грозящую дивам. Она материнским сердцем чувствовала, как холодное дыхание смерти, нависшее над всеми, вот-вот коснется ее детей, если уже не коснулось. Она лихорадочно перебирала спасительные варианты и в эти минуты думала не только о личном - нужно не допустить бойни. Пленные и рабы, обозленные на див, в живых не оставят никого.

Противостояние продолжалось. Оставшись без предводительницы, дивы колебались, сегодня судьба отвернулась от них. Ибо поняла, что только она одна сможет уговорить и спасти див от неминуемой гибели. Тогда она решилась.
- Я - мать Солнцезарной, а мужчина рядом со мной, Люб, отец ее и молодого вождя, который привел сюда пришельцев. Люб, бывший ваш пленник и раб, а пришельцы
- воины его рода. Вы знаете, сколько им причинили горя и зла. Сейчас от решения Люба, зависит ваша жизнь, поэтому от имени Солнцезарной, дочери моей, приказываю вам не сопротивляться и сложить оружие. Выбирайте сами
- смерть или жизнь. Кто сложит оружие, будет прощен, я вам в этом клянусь всеми богами. Кто захочет уйти, держать не будем, а захочет остаться и соединиться с мужчинами, добровольно выбирайте себе друга. Сегодня для всех будет день и ночь любви. День любви всегда лучше ночи смерти.

Но дивы боялись верить Ибо: как поступят мужчины? Тогда из рядов див раздались голоса:
- Пусть, вождь Люб поклянется лесом и горами.

Ибо легонько подтолкнула Люба и взглядом попросила дать клятву. Тот неохотно положил на землю щит и произнес:
- Клянусь лесом и горами, что если вы не будете с нами сражаться, то кровь не прольется и мы дадим вам свободу. Теперь ваш выбор.

И только тогда дивы поверили полностью и стали медленно складывать оружие на землю. Ибо облегченно вздохнула: тяжелая ноша спала с сердца, но осталась щемящая боль и тревога за детей. Как мать, предчувствуя недоброе, она вдруг закричала раненым зверем:
- Любибо, сын мой, где ты?

Со стороны пришельцев ответил ей Лад:
- Любибо - наш молодой вождь, но мы не знаем, где он: ушел на переговоры и не вернулся.

Тогда мать окончательно поняла случившуюся трагедию. Понять - поняла, да поверить не могла: неужели они оба погибли? Ибо позвала дочь:
- Эва, доченька, где ты?

Ответом была глухая, мертвая тишина, никто не отозвался, и мать запричитала:
- Сынок, я тебя предупреждала, ты этого забыть не мог. Как же это случилось?

Но как выяснилось, знать - одно, но совсем другое, когда нечто случается внезапно.

Люб приказал бывшим пленникам подойти к дивам и собрать оружие, им он не доверял и успокоился, когда оружие собрали и сложили у строя его воинов. Люб не разрешил ни мужчинам, ни женщинам подходить друг к другу, пока они с Ибо не найдут Любибо и Солнцезарную, поэтому все остались на своих местах в ожидании конца поисков.

Ибо с Любом быстро пошли к месту переговоров, которое Ибо знала лучше других, она сама когда-то рыла эту богом проклятую яму и не могла себе представить, что ее дети попадут туда. Как это могло случиться, ведь Любибо хорошо знал ловушку. Они молча, не теряя надежды, подходили к западне, как к возможной могиле детей. Им не хотелось верить, что после таких мук и долгих ожиданий встречи они увидят их мертвыми. Чем ближе подходили они к яме, тем меньше оставалось надежды - от барсов еще никто не спасся, да как там спасешься, если яма в два человеческих роста - ни схватиться за край, ни выбраться. Они уже не бежали, а брели, замедляя шаг, оттягивали миг, который отделял надежду от реальности.

Наконец они пришли, но яма оказалась закрытой живой зеленью, как ковром. Нужно только наступить на лиану, как яма откроется, но Ибо не решалась, медлила, собираясь с силами. Прислушалась - ни урчания, ни рыка барсов, ни стонов из ямы не доносилось. Люб не торопил ее, понимая материнскую надежду на чудо, он и сам на него надеялся. Наконец Ибо наступила на лиану, яма раскрылась, и они увидели картину еще более страшную, чем представляли: их дети лежали в крови, а рядом - мертвые барсы. Ибо детей не узнала, а Люб, который не видел их вообще, не мог оторвать взгляда от неподвижных тел сына и дочери. Его сердце разрывалось от напряжения и больно стучало в груди, тянуло вниз, к ним. Не выдержав, Люб спрыгнул в яму и увидел близко лицо дочери, закрытое волосами; сын спокойно смотрел вверх, не моргая, будто спал вечным сном. Отец бросился к нему, опустился на колени, внимательно всмотрелся в его лицо и увидел самого себя молодого. Лицо было чистое, не в крови... Любу вдруг показалось, что губы сына шевельнулись и что-то прошептали. Люб быстро нагнулся ниже, приложил ухо к груди и услышал слабое биение сердца. Он испугался, что ошибся, может, услышал свое сердце, оно так громко стучало, Будто разрывалось. Тогда он прислушался вторично, и о. . . боги! Сердце билось отчетливо. Люб наклонился к лицу сына и услышал слабый шепот губ:
- Ибо. . . мама. . . я пришел.
Люб так обрадовался, что, пытаясь что-то сказать, сделать это не мог - мешал застрявший в горле комок. Ибо стояла на коленях у ямы и рыдала, закрыв лицо руками. Наконец Люба прорвало:
- Он жив, сын жив и дышит!
От неожиданности Ибо едва не упала в яму.
- А Эва жива?

Люб наклонился к дочери, ее нагое тело пострадало больше, чем тело Любибо, из глубоких ран от когтей барсов сочилась кровь. Люб долго слушал сердце дочери, наконец ощутил еле слышное биение и слабое-слабое дыхание.
- Значит, жива, просто без памяти, потеряла много крови, потому и не подает признаков жизни, - бормотал сам себе Люб, а Ибо, не выдержав ожидания, крикнула:
- Она жива?
- Кажется, дышит, - радостно ответил Люб.

Ибо молилась всем богам леса, гор, земли, затем позвала трех недалеко стоявших воинов-пленников. Те быстро подбежали, спрыгнули в яму и бережно подняли наверх тела Эвы и Любибо. Ибо омыла раны принесенным из шатра нарзаном и настоем трав. Первым пришел в себя и открыл глаза Любибо, долго всматривался в склоненное над ним лицо матери и тихо прошептал:
- Это ты, Ибо? Это не сон, мама?
- Нет, нет, - обрадовано ответила Ибо, - не сон, сынок, это я.
- Я пришел к тебе, мама.
- Как долго ты шел, - с горечью сказала она.
- Я не мог раньше собрать отряд, потому что в роду мало мужчин, и с соседями была большая война. У меня только молодые воины. - Вдруг он забеспокоился. - А где отец, он жив?
- Жив, жив, - успокоила его мать.
- Так где же он?
- Здесь, вот он стоит перед тобой, твой отец.
- Отец, сколько мама рассказывала мне о тебе, а ты такой, как я и представлял себе. Как я мечтал увидеть тебя, твое лицо. . .
Люб не выдержал и упал на колени перед сыном, целовал его лицо, пожимал ему слабые руки и растерянно шептал:
- Живи, сынок, только живи. Как я рад нашей встрече!
- А как я рад, знают только мать и Бог.
- Есть счастье на земле, - радостно вздохнула Ибо.
- Наконец-то оно сегодня обогрело и нас, - довольный Люб не скрывал ни от кого своего счастья.

В это время зашевелилась и начала приходить в себя Эва. Люб и Ибо опустились перед ней на колени. Любибо повернулся в ее сторону и увидел Солнцезарную, свою убийцу. Он с большим удивлением наблюдал за родителями, которые оставили его и бросились к ней. Вначале у него мелькнула страшная мысль: ее хотят убить за то, что она едва не погубила их сына. Тогда он крикнул:
- Пусть она живет, не трогайте ее.

Но тут же он понял, что они не хотят ей зла, на их лицах он увидел тревогу за ее жизнь.
- Пусть живет, - негромко проговорил Любибо, а Ибо взглянула на сына и закивала головой, приговаривая:
- Пусть живет, пусть живет. Сынок, ты не знаешь, кто она?
- Как не знать, она - коварная Солнцезарная, безжалостно толкнула меня в яму на растерзание барсам, но я успел схватить ее за волосы, и вот мы вместе оказались в яме. Остальное она сама расскажет, если захочет и сможет.
- Нет, сынок, ты знаешь не все. Я сейчас скажу всю правду, только ты лежи спокойно. Да, это Солнцезарная, но ты не знаешь главное - она. .. твоя сестра.
- Кто? Сестра?
- Вы с ней близнецы, об этом рассказать вам я боялась: ты захотел бы ее увидеть и тогда смерть всем нам.
- А она знала, что у нее есть брат?
- Нет, не знала.
- Может ли такое быть? - он повернулся в сторону Солнцезарной и повторил: - Родная сестра чуть не погубила родного брата.
- Единственного, - подсказала Ибо.
- Единственного? - лукаво спросил мать Любибо.
- Нет, Любибо, здесь собралась вся семья, слава Богу, а там.. . поживем-увидим.
- Сестренка, что ты натворила? Молчишь? - спросил Любибо.
- Она еще не пришла в себя, - пояснил Люб, - но ты ее простишь?
Любибо потянулся к Эве и нежно взял ее руку в свою.
- Сестренка, очнись, ты одолела барса, одолей и тьму, я тебе все прощу, только вернись к нам.
И Эва, словно услышав его, тихо вздохнула, обвела всех затуманенным взглядом и произнесла:
- Где я - в раю, на небесных полях или в стае барсов? Ибо наклонился к ней и нежно прошептала:
- Ты среди своих, Эва, здесь близкие тебе люди: я, Ибо, твоя мать, ты меня узнаешь?
- Да, я тебя вижу.
- А это твой отец Люб, он был у нас пленником, но ты его не видела.
- Он рац.
- Нет, он твой родной отец, который любит тебя, - Эва посмотрела на отца и ничего не ответила - она еще не совсем пришла в себя. - А это твой родной и единственный брат, которого ты хотела отправить в страну теней.
Солнцезарная внимательно посмотрела на всех, потом повернулась к Любибо и неожиданно ласково произнесла:
- Прости меня, я не знала, что ты мой брат, мы с тобой побывали в стране теней, - виновата я. Благодаря тебе мы вернулись оттуда. Я помню схватку с барсами, одолеть никак не удавалось, и если бы ты не помог, то не говорить бы мне с вами. Я поняла, что ты меня простил.

Эва с трудом придвинулась к брату, он сейчас был для нее самым близким и родным человеком. Она соединила свою руку с его рукой в знак примирения - они столько пережили вместе.
Мать и отец не обижались на Эву за то, что она обращалась больше к брату, они понимали - только время может примирить их с дочерью, а брата и сестру сблизила беда. С родителями она еще не определилась и с тревогой спросила:
- Как прошел бой?

Ибо помедлила с ответом, потом сказала:
- Боя не было, все закончилось миром, без крови, теперь все ждут твоего решения, Солнцезарная.
- Никто не пролил кровь, все живы?
- Да, я остановила гай-гуй.
Эва посмотрела на мать и с сожалением произнесла:
- Значит, победить я не сумела, а может, это к лучшему. Теперь я не достойна носить имя Солнцезарной. Дивы повиновались, значит верят тебе, теперь решай все сама, я не могу даже подняться. Какая я Ясновидящая, если родного брата не узнала и едва не погубила, хотя сердцем что-то чувствовала, зов крови, наверное.

Ибо подала знак, брата с сестрой подняли и понесли на поляну, где стояли обезоруженные дивы и воины из рода Люба. Солнцезарная при всех отказалась от власти, назвав имя новой предводительницы.
- Видно, я еще молода и не знаю того, что знают старшие. Так пусть не молодость правит нами, а мудрость. Теперь все будет решать Ибо, звание Солнцезарной переходит к ней.

Ибо не отказалась, потому что хотела всем добра, пожалуй, она одна из племени помнила, что это такое.
- Я верну вам веру в добро, мы научимся любить по-настоящему и познаем счастье семейной жизни. У вас будут не только дочери, но и сыновья, а это огромное счастье. Никто из вас не воспитал сына, кроме меня. Только благодаря этому я поняла, как мы, матери - дивы, многое потеряли. Любовь сына отличается от любви дочери. Луна и солнце круглые, но разные. Я счастлива и горжусь своим сыном, он перед вами. Теперь у меня есть защита: муж и сын. С этого дня у каждой из вас появится такая возможность иметь мужа, а не раца, иметь свою семью. Это ваше завтра, ваше будущее, а сегодня все веселимся.

День прошел в радости, ночь пролетела в любви, без тревог и печалей, а утром выяснилось, что пятнадцать див решили уйти выше в горы, но только с молодой Солнцезарной. Они согласились подождать ее выздоровления.

В эту ночь, пожалуй, не веселился один Лад - никто и ничто его не радовало: он влюбился в Эву и старался хоть чем-то помочь ей и Любибо, своему другу.

Сестру и брата поместили в зеленый шатер на «Красном солнышке». Эва очень боялась, что на теле останутся шрамы и рубцы, но Ибо успокаивала ее и уверяла, что все будет хорошо, она знает толк в лечении. Любибо на шрамы не обращал внимания - мужчину они красят. Им еще повезло, что лица оказались нетронутыми когтями или клыками барсов.

Люб не отходил от больных ни на минуту, ему во всем помогал Лад, который спал здесь же, возле шатра.

На следующий день Ибо ушла далеко к озеру. Она помнила, как когда-то еще молодой она во время охоты, увлекшись преследованием раненого оленя, вышла к озеру с дурным запахом и сильно удивилась, увидев, как олень ступил в озеро и стал раненым боком тереться о дно, в результате чего весь бок оказался в грязи. Тогда она долго наблюдала, как олень сам себя лечил, он не отходил далеко от озера, вновь лез в грязь, и буквально на ее глазах рана затянулась. Тогда Ибо убедилась в целебной силе грязи этого озера. В тот раз она вернулась в пещеру без добычи, но довольная своим открытием. Впоследствии она использовала грязь для лечения, но никому не говорила, откуда ее брала.
Поэтому сегодня она пришла к озеру за грязью. Для матери шрамы на теле детей не имели большого значения, только бы они были здоровы, но для дочери это украшением не служило, потому что красота у див считалась одним из главных достоинств, этим они гордились.

Любибо выздоровел через семь дней, а вот Эва поправлялась медленней, хотя была окружена такой заботой, какую не видела, будучи Солнцезарной: тогда ее уважали, почитали и ухаживали за ней старательно и прилежно. А сейчас только на нее и дышали: мать не отходила ни на шаг ни днем, ни ночью, здесь же спала, готовила еду и варила разные снадобья, заставляя Эву есть и пить. Ибо обмазывала ее тело грязью, и шрамы на глазах исчезали. Эва была благодарна матери за все, старалась представить себя с нею в детстве, но ничего хорошего не вспоминалось: тогда мазь была вся в заботах, а в каких, Эва поняла только сейчас, вот почему она почти полностью была предоставлена сама себе.

Сейчас, глядя на мать, Эва не могла до конца понять и представить, как она сумела перенести все трудности, разрываясь на три части: спасти и сохранить Люба, сына и дочь. «Только любовь помогла мне все вынести и выжить», - так говорила сейчас мать.
- Мне бы такую любовь, - мечтала Эва, - а то кроме власти и долга, я ничего больше не познала.

Одно дело, когда властелина приказывает и люди беспрекословно выполняют ее прихоти как долг или обязанность, и совсем другое, когда делают то же самое, но по своей воле, с охотой и любовью. Властью можно приказать делать все, но нельзя заставить думать и любить.

Эва еще болела, но с каждым днем чувствовала себя лучше, она душевно излечивалась от деспотии зла. За время болезни отношение Эвы к окружающим ее людям сильно изменилось. Вначале это ее забавляло, потом она нашла в себе какую-то необъяснимую потребность. На нее благотворно повлияли те, кто ее теперь окружал, их забота и доброта. Эва стала в себе замечать, что она подобрела, стала мягче, жесткие нотки в голосе постепенно переходили в дружеские. Она хотела походить на окружающих ее людей, стремилась к этому, но на деле еще не все получалось. Эва находила в себе совершенно новые, неведомые доселе чувства, будто чуть прохладную утреннюю росу на лепестках роз, которая должна исчезнуть, да солнце еще не пригрело. Это совершенно отличалось от чувства долга и заботы о племени - чувство близости к людям.

Отец Люб всегда был рядом с Эвой, казалось, у него не было других дел, кроме заботы о дочери. Когда Эва дремала, Люб садился рядом, гладил ей руки, волосы крепкой отцовской рукой, в ней было столько нежности, ласки и тепла, что Эва от удовольствия не открывала глаза и притворялась спящей, чтобы подольше удержать возле себя отца. Она чувствовала, как его уверенность и сила переходили к ней, а тепло его рук растапливало сердце, и оно, будто пробуждаясь из застывшего бутона, распускалось, превращаясь в лучезарный цветок, радуя окружающих своей неповторимостью и совершенством, раскрыв лепестки, как объятия для сладкого поцелуя.

Колючки из сердца постепенно исчезли.

У матери, глядевшей на раны детей, сердце обливалось кровью. Она делала все, что знала, чтобы вернуть им здоровье: варила отвары, поила нарзаном, раны смазывала целебной грязью и, главное, не падала духом, у всех на глазах была веселой и жизнерадостной, а ночами, когда никто не видел, лечила молитвами и материнской слезой.

Настало время, когда Эва начала подниматься и потихоньку ходить, но не сама, а с помощью Любибо и Лада. Она обнимала их руками, повисала между ними и не спеша переставляла ноги. Позже гулял с ней один Лад - брат сказывался занятым и часто оставлял их одних. Любибо нравился Лад, он был проверен временем и походом, поэтому тот полностью доверял ему сестру, видя, что Эва неравнодушна к Ладу.

Прошла еще неделя, и Эва пошла самостоятельно, но еще с трудом. Отец, Любибо и Лад привели ее к целебному источнику, соорудили там зеленый шатер, и она, купаясь в нарзане, набиралась сил. Свободного времени было много, и Эва стала задумываться над тем, над чем никогда доэтого не задумывалась: как можно было жить без родителей, без веселого брата, от улыбок которого всегда веяло добротой, а в его отваге и преданности она убедилась сама. Эва чувствовала себя с ним, как за каменной стеной, он пойдет за нее в огонь и в воду, если придется, отдаст и жизнь. Брат рисковал в яме жизнью из-за ее коварства, еще не зная, что спасет родную сестру. Теперь он всегда находит время повеселить ее, рассказать интересные и смешные случаи из жизни. Он много знает, успел много пережить, хотя ей ровесник. Эва внимательно слушала о его приключениях, когда он добирался до племени отца. Рассказывал он захватывающе, перемешивая были и небылицы о поджидавших его в дороге приключениях, интересно и красочно описывал природу мест, которые особенно чем-то запомнились и глубоко запали в душу, даже о серьезных и трагических вещах рассказывал с юмором, смеясь, вспоминал злоключения в дороге: как иногда звери и люди загоняли его на деревья, как в ловушку, надеясь там поймать.
- Но я-то родился на дереве, - шутил Любибо, имея в виду, что жил на ветвях и лазил по деревьям, как обезьяна.

Вспоминал, как усыплял врагов, благополучно ускользая из западни. Убивал редко, только когда его жизнь висела на волоске
- Я очень хотел увидеть племя отца, потому и добрался, - завершал рассказ Любибо.

Он подробно поведал сестре, какие в племени отца обычаи и порядки. Эве многое понравилось, но особенно то, что уважают и жалеют женщин, что каждый воин имеет только одну любимую женщину, подругу или жену.

Лад не отходил от Эвы, был всегда на глазах, тоже любил слушать Любибо и, когда разговор касался похода, оживлялся, так как сам принимал в нем участие, чем очень гордился. Лад нравился Эве: широкоплечий, белокурый, красивый, очень веселый и благородный. - видно, неспроста он стал другом Любибо. Они во многом похожи друг на друга, как братья, порою резвились, как дети, часто боролись, и Эва всегда с удовольствием наблюдала за их шалостями. Но таким Лад был вне шатра, а войдя к Эве, становился стеснительным и молчаливым, терялся, не зная, что сказать.

Эва относилась к нему как-то по-особому, она сама не понимала как, но точно не как к брату. К брату ее влекло, а к Ладу тянуло. В нем ей нравилось все, даже то, как он стеснительно и неумело ухаживал. При нем она стала смущаться, старалась даже прикрыться, стесняясь своей наготы. Это было что-то новое в ее поведении, а может, она наслушалась от брата про обычаи племени отца, где женщины были всегда чем-то прикрыты, как говорит Любибо, одеты.

Минули дни болезни. Любибо полностью выздоровел, Эва тоже чувствовала себя хорошо, почти как раньше, крепкой и сильной, но мать с отцом продолжали ее лечить и заботиться о ней, как о больной, будто затягивая лечение. Эта забота была в радость всем, особенно Любу. Чувства отца и матери сплелись так крепко, что родители опасались наскучить своими заботами, но Эва принимала их доброжелательно, ей было приятно.

Наконец наступил день, когда мать объявила, что Эва полностью здорова. Этого все ждали с нетерпением, ждали и боялись, а вдруг Эва уйдет с дивами выше в горы насовсем. Все еще надеялись, что дивы, пожелавшие уйти, за время болезни Эвы передумают, но, увы, этого не произошло. За это время очень много в племени изменилось: дивам понравилось быть с мужчинами столько, сколько они захотят, а не сколько скажет и кого назначит Солнцезарная. Особенно им нравилось самим выбирать мужчин. От одного этого они получали огромное удовольствие, не говоря уже об остальном. Жизнь решительным образом изменилась, стала веселее и радостнее, а забот, как ни странно, у них поубавилось. Охрану племени Люб переложил на мужчин, на охоту ходили вместе, как на праздник, но крупного зверя добывали в основном мужчины. Многие дивы успели так привыкнуть к своим избранникам, что стали сами заботиться о них, варили пищу, вместе ходили к ис точнику купаться, ревниво оберегая своих мужчин, не от пускали от себя, чтобы те не убежали к другим. А выбор мужчин был, хотя они жили среди лесных и диких «цве тов», но самых прекрасных и ярких. Далеко не каждьп довольствовался однажды сорванным: запах цветущей рядом пьянит и будоражит больше. Что касается Эвы, тс даже со стороны было видно, как она колебалась и не рвалась уйти. Див было немного, но бросить, отпустив одних бывшая Солнцезарная просто не имела морального права - она должна позаботиться о них, это ее долг. Забота о племени все еще крепко сидела внутри нее, поэтому она решила далеко от племени не уходить, поселиться на расстоянии суточного перехода. Мужчин с дивами Люб не отпустил, те ничего не сказали, но в душе остались недовольны. Люб не отказал лишь Ладу, которого не представлял без Эвы, она без него не могла обходиться, и они этого не скрывали, их любовь видна была всем. Одинокие уходящие дивы завидовали Солнцезарной: только у нее был мужчина, но та ни с кем не собиралась им делиться и решила жить по законам племени отца - семьей. Это был ее выбор.

Прощание было коротким, а расставание оказалось недолгим. Люб надеялся, что дивы скоро вернуться и не ошибся. Всего через полгода все вернулись обратно: без мужчин им было тяжело, да еще многие женщины ожидали детей, поэтому рацы их не устраивали, нужны постоянные мужчины, чтобы находились всегда рядом. Теперь в племени женщины без мужчин были как без рук. Жизнь у всех стала легче и веселее, а управляла всеми мудрая Ибо.
Оказалось, что радость власти ничто по сравнению с великим чувством любви, но чтобы убедиться в этом, нужно было пожить без мужчин, помучиться без них в грезах ожидания, когда они были так желанны, но недосягаемы, умерить свою гордыню. Заново родилось признание роли мужчин, вернулась любовь к ним. Ведь только благодаря любви люди живут на земле, любви ко всем и ко всему, и к самой жизни.

Мудрая Ибо возродила семейные традиции, все стали жить в радости и с любовью в сердце. Вот почему эти места дышат любовью. Куда ни кинь взгляд, везде любовь, при каждой встрече она так и смотрит на тебя отовсюду ласковым взглядом, раскрывает свои объятия. Любовь - в этих горах, в пьянящем воздухе, в шуме листьев, в журчании речек, в цветущих полянах, в долинах роз, в прелести всей природы, частицей которой являемся и мы.

А воды? Хотя они называются кислыми, а как выпьешь, будто от крепкого вина молодеешь, от желаний и грез кружится голова - то Любовь пьянит! Ах, как сладостна она и как хочется ее испить - так испей ее! Пьяней любви напитка нет. . .
А воздух-то, воздух! Ну, как можно не любить его на Водах, коль воздух здесь влюбчивый, как нигде больше, потому именно здесь построен воздуху Храм, который так и называется «Храм воздуха», как «Храм Любви». Заходи, дыши и. . . люби!

Читатель, коль хочешь услышать легенды, были, небылицы из первых уст, приди к «Кольцо-горе» - и любимец Земли - Ветер - напоет их тебе, но приходи сам-друг, без подруги. При ней ты просто не разберешь ничего, кроме биения ее сердца. А если ты, упаси Бог, не слышишь рядом любящего сердца, то не приходи вовсе. Как можно услышать из вековых далей то, что не слышится рядом?
Кто любит, да услышит!

автор: Савченко Владимир